«Восстановление доверия к банкам: опыт Таджикистана и рекомендации для Казахстана»

Автор: Исматжон Хошимов

Доверие — краеугольный камень любой современной банковской системы. Оно лежит в основе каждого вклада, каждого кредита и всех долгосрочных финансовых отношений между институтами и обществом. В развивающихся экономиках, где финансовые потрясения и институциональные переходы случаются чаще, доверие становится не просто желаемым качеством, а необходимым столпом экономической стабильности. За последнее десятилетие Казахстан добился значительных успехов в укреплении своей финансовой системы, но задача сохранения общественного доверия остается крайне актуальной — особенно на фоне региональных и глобальных неопределённостей.

Моя недавняя дипломная работа под названием «Пути восстановления доверия в банковской системе: кейс Таджикистана» была написана с целью глубокого изучения этой темы. Хотя она сосредоточена на посткризисной банковской системе Таджикистана, многие из проанализированных мной механизмов имеют явные параллели с казахстанским опытом и могут быть полезны для продолжения реформ.

Банковская система Таджикистана подверглась серьёзным испытаниям в период с 2014 по 2017 год. Это время было отмечено резкой девальвацией валюты, обрушением денежных переводов из России и банкротством четырёх крупных банков. В ответ Национальный банк Таджикистана провёл структурные реформы, направленные не только на стабилизацию системы, но и на восстановление доверия общества. Однако восстановление доверия оказалось гораздо более сложной задачей, чем устранение финансового ущерба. Это подтолкнуло меня к фундаментальному вопросу: как можно надёжно измерить уровень доверия к банковской системе, и какие факторы наиболее сильно влияют на его восстановление?

Для ответа на этот вопрос я разработал составной Индекс банковского доверия — количественный инструмент, оценивающий уровень общественного доверия с использованием 12 макроэкономических и отраслевых показателей. Среди них: доля банковских сбережений в общей структуре активов, уровень долларизации вкладов, рентабельность собственного капитала (ROE) и активов (ROA) финансовых учреждений, достаточность капитала, кредитный риск и доля проблемных кредитов (NPL) в общем объёме кредитования. Индекс охватывал десятилетний период с 2011 по 2020 год, что позволило отследить динамику доверия до, во время и после кризиса.

Результаты оказались показательными. Общественное доверие к банкам Таджикистана резко снизилось в 2014–2016 годах. Индекс банковского доверия упал с нормализованного уровня в 100 пунктов в 2011 году до всего лишь 24 в 2014-м, что отражает массовое разочарование в финансовых институтах. Основными причинами ухудшения стали рост объема проблемных кредитов и неспособность механизмов гарантирования вкладов защитить сбережения. Мой эмпирический анализ с использованием модели ARDL (авторегрессионной модели с распределёнными лагами) подтвердил, что рост NPL и уровня безработицы оказывает статистически значимое негативное влияние на доверие как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе. Напротив, улучшения показателей ROE, процентных ставок по вкладам и среднего уровня заработной платы положительно коррелировали с ростом доверия к банковской системе.

Опыт Казахстана в тот же период, хотя и менее драматичный, имеет схожие структурные черты. С 2008 по 2017 год страна пережила несколько банковских кризисов, связанных с глобальными шоками на сырьевых рынках, чрезмерной зависимостью от валютных кредитов и ростом проблемных долгов. Государство вмешалось, предоставив ликвидность и проведя санации банков, что в итоге привело к созданию Фонда проблемных кредитов. В последние годы консолидация банков второго уровня и внедрение более строгих пруденциальных требований помогли укрепить устойчивость сектора.

Тем не менее, проблема доверия по-прежнему остаётся. Согласно данным Национального банка Казахстана, в начале 2023 года наблюдалось незначительное сокращение депозитов домохозяйств, а также заметный переход с тенговых счетов на валютные — тенденция, аналогичная той, что я описал в Таджикистане. Кроме того, несмотря на сокращение доли NPL за последние пять лет, воспоминания о прошлых банкротствах банков всё ещё влияют на поведение вкладчиков.

Именно поэтому вопрос измерения и поддержания доверия становится ещё более актуальным. В своей работе я подчёркиваю: доверие невозможно восстановить только с помощью технического регулирования. Его следует рассматривать как экономическую категорию, измеряемую через поведение людей и подтверждаемую экономическими показателями. Например, в Таджикистане рост средней заработной платы имел мультипликативный эффект на уровень доверия к банкам — не просто из-за увеличения доходов, а потому что стабильность заработка формировала ощущение безопасности и предсказуемости — двух ключевых эмоциональных факторов доверия.

Аналогичным образом, взаимосвязь между процентными ставками и доверием не стоит недооценивать. В периоды, когда банки в Таджикистане предлагали конкурентные ставки по вкладам, индекс доверия демонстрировал улучшение. В Казахстане, где борьба с инфляцией является центральной задачей денежно-кредитной политики, важно соблюдать баланс между стимулированием сбережений и обеспечением макроэкономической стабильности. Однако восприятие справедливой доходности по вкладам остаётся важнейшим критерием оценки банками своей привлекательности для долгосрочного сотрудничества.

Ещё один важный вывод из моего исследования касается роли банковского регулятора. В Таджикистане меры Национального банка — такие как повышение требований к достаточности капитала и развитие цифровых банковских сервисов — способствовали умеренному восстановлению доверия к 2020 году. Однако процесс был медленным и требовал чёткой и последовательной коммуникации. Урок здесь в том, что доверие, однажды подорванное, очень трудно восстановить без уверенности со стороны населения, что действия регулятора действительно защищают их интересы и направлены в будущее.

Центральный банк Казахстана уже внедрил многие из этих механизмов: усилил надзор, ввёл обязательные проверки с учётом рисков, усовершенствовал систему страхования вкладов. Однако одной из нерешённых задач остаётся систематическое измерение уровня доверия как отдельного индикатора. Я убеждён, что внедрение аналогичного составного индекса доверия — адаптированного под казахстанские реалии — позволит правительству отслеживать динамику общественных настроений и оперативно реагировать на тревожные сигналы.

Помимо технических выводов, нельзя забывать о человеческом аспекте проблемы. В рамках своей работы я провёл общенациональный опрос, чтобы лучше понять, как граждане Таджикистана воспринимают финансовые учреждения. Результаты показали, что даже при улучшении макроэкономических показателей доверие часто восстанавливается с запозданием. Респонденты особо выделяли важность репутации банка, профессионализма сотрудников и их способности к быстрой реакции в кризисные моменты. Многие также выразили потребность в финансовом образовании — особенно в области цифровых сервисов и инвестиционных возможностей за пределами традиционных вкладов.

Казахстан, обладая более высоким уровнем проникновения интернета и развивающимся финтех-сектором, имеет хорошие возможности для удовлетворения этого спроса. Расширение программ финансовой грамотности — особенно в сельских районах и среди молодёжи — может укрепить долгосрочное доверие и способствовать более широкому вовлечению граждан в формальную банковскую систему.

В заключение отмечу: восстановление доверия в банковском секторе — это многослойный процесс. Он требует надёжного регулирования, стабильных финансовых показателей, ясной коммуникации и понимания как количественных, так и качественных факторов, влияющих на уверенность общества. Моё исследование в Таджикистане доказывает, что доверие можно измерять, отслеживать и в конечном итоге укреплять — при условии применения основанной на данных политики и вовлечения общественности. Казахстану, который продолжает модернизацию своей финансовой инфраструктуры, важно интегрировать формирование доверия в архитектуру банковского надзора с самого начала.