Каждую неделю мы выпускаем подборку стихов современных поэтов. Их можно послушать в исполнении самих поэтов на видео, а также прочитать текст. Предыдущие выпуски — один, два, три и четыре.
Сегодня — стихотворения Максима Амелина о блеске, грохоте и житейских трагедиях; Всеволода Емелина — о судьбе поэта, который не встретил «песней горячей Донбасс». И к нам возвращается Алексей Цветков — со стихотворениями об ушедшем детстве. И о сове.
Максим Амелин. Я корю себя
Я корю себя, — над собственной виной сокрушаться мне отныне навсегда: ты ушла, как говорится, в мир иной, обречённая исчезнуть без следа.
Верой-правдой отслуживши сотню лет, в одночасье раскололась пополам, — нет, любимая селёдочница, нет, закругляющийся параллелограмм!
Я не дам тебе в безвестности пропасть: ты была незаменимая стола повседневного и праздничного часть, может быть, не хорошела, но цвела.
Революция, гражданская и две мировых, советской власти кривь и кось, девяностые и дальше — голове не вместить, что претерпеть тебе пришлось.
Уж прости, и я, солёную любя с луком, с маслицем, привычная к ножу, то горячего копчения в тебя, то холодного, бывало, положу.
Из огромного сервиза ты одна оставалась, бесконечно становясь, — как же мог я не сберечь сквозь времена память предков и живую с ними связь?
Одноразового века верный сын, не добил, как ни пытался, ширпотреб: не снесли тебя в тридцатые в торгсин, не сменяли ни на сахар, ни на хлеб.
Кузнецовская, фамильная, прощай! — по наследству мне тебя не передать, но я верю в то, что есть отдельный рай для устойчивых вещей — и благодать.
Всеволод Емелин. Из цикла «Крайние песни»
Он был полумодным поэтом Охальник, стервец и нахал Писал про шпану и при этом Стихи за страну сочинял.
Он был нарушитель покоя В словах его клацал метал Он раньше чего-то такое, Что всех потрясло написал.
Ходил по московским бульварам Все ждал, что посадят в тюрьму И целый ряд женщин не старых Хотели отдаться ему.
Держался не хуже еврея Пленительно-нежен и груб И водку мог пить не пьянея Туша возгорания труб.
Теперь уж с четыреста граммов Он в кровь бьет башку об углы Визжат поэтессочки: «Мама!» Сдвигают подальше столы.
Его отправляют с тусовки В ночи на последнем такси А он громко требует водки С него не дождешься «Мерси».
В пути же по-прежнему водки С водителя требует он Сжимая меж пальцами сотки И пачкая кровью салон.
В фейсбуке от тысячи лаек Дошел он до сто пятьдесят Публично разорванных маек Десятки в прихожей висят.
А все потому, что не встретил Он песней горячей Донбасс Старался и тем он и этим Мол, я и за нас и за вас...
Такая судьба ренегата Средь нашей бескрайней страны Смотрите, учитесь ребята И плюйте в него пацаны.
Выходит с утра из подъезда Ни снегу, ни солнцу не рад И мрачен как адская бездна Измученный дегенерат.
Берет он себе четвертинку Последнюю высыпав медь В чумных стариковских ботинках Идет по асфальту скрипеть.
Не надо жалеть об уроде Взойдет молодая трава Уж новое племя приходит. Слагать огневые слова.
Максим Амелин. Слышу сквозь сон грохот немолчный где-то поблизости
Слышу сквозь сон рокот немолчный где-то поблизости, точно в ночи прибыл товарный поезд на станцию, полный пустых бочек железных, и перекатывать принялись их с места на место крепкие грузчики.
Вижу, глаза приоткрывая, всполохи яркие, будто трубу в доме соседнем водопроводную вдруг прорвало, но за починку без промедления дружно взялись в масках и робах грозные сварщики.
Хоть и с трудом, но начинаю в тёмном сознании перебирать бочки и трубы, связь их нащупывать, и не могу, — знать, происходит битва великая на небесах, здесь отзываясь блеском и грохотом.
Алексей Цветков. Не судите меня, торопливые мальчики детства
Не судите меня, торопливые мальчики детства! Наши судьбы несхожи, но у Господа в кепке равны. По кольцу Магеллана бегу, не успев оглядеться, Чтобы в собственный дом упереться с другой стороны.
Я сорвался в карьер, и трибуны в презрительном вое, Но с привычного круга не принудишь сойти рысака. Не судите меня, мы подсудны единственной воле, Полномочные звезды за нами следят свысока.
Ах, ледовое поле, что ж ты треснуло всей серединой? Неужели вовеки не свидимся в Божьем аду, Диоскуры мои, соучастники жизни единой, Или смерти на всех, от которой и я не уйду?
И кому воссоздать нашей дружбы расколотый слепок, Как тевтонский витраж из кусков неживого стекла? Не судите меня, напоите меня напоследок Эликсиром забвенья, что не сходит у вас со стола.
Но пока не погасли расходящихся льдин очертанья И обрывки речей различимы в ночной полутьме, Поклянемся запомнить безжалостный год вычитанья, Чтобы срок умноженья справедливо назначить в уме.
Алексей Цветков. Я мечтал подружиться с совой, но, увы…
Я мечтал подружиться с совой, но, увы, Никогда я на воле не видел совы, Не сходя с городской карусели. И хоть память моя оплыла, как свеча, Я запомнил, что ходики в виде сыча Над столом моим в детстве висели.
Я пытался мышам навязаться в друзья, Я к ним в гости, как равный, ходил без ружья, Но хозяева были в отъезде, И, когда я в ангине лежал, не дыша, Мне совали в постель надувного мыша Со свистком в неожиданном месте.
Я ходил в зоопарк посмотреть на зверей, Застывал истуканом у дачных дверей, Где сороки в потёмках трещали, Но из летнего леса мне хмурилась вновь Деревянная жизнь, порошковая кровь, Бесполезная дружба с вещами.
Отвинчу я усталую голову прочь, Побросаю колёсики в дачную ночь И свистульку из задницы выну, Чтоб шептали мне мыши живые слова, Чтоб военную песню мне пела сова, Как большому, но глупому сыну.
|