««Чтоб звенеть в человечьем саду».»

В рамках деятельности Представительств Международной гильдии писателей в Рязани и в Республике Беларусь 27 ноября в Рязанском государственном художественном музее им. И.П. Пожалостина представлена музыкально-поэтическая композиция «Как о цветке неповторимом…», посвящённая двум предстоящим юбилейным датам – дню памяти С.А. Есенина (27 декабря 1925 г.) и 120-летию со дня рождения поэта.

Авторы композиции вплели в канву жизни и творчества великого русского поэта произведения мировой музыкальной классики, фрагменты собственноручных переводов из зарубежной литературы, а также имеющие косвенное отношение к теме образцы собственного творчества.

Эпиграфом встречи могли бы стать слова Константина Сергеевича Станиславского, произнесённые в связи с деятельностью Айседоры Дункан: «…в разных уголках земного шара, в силу неизвестных нам условий, разные люди ищут в разных сферах искусства одни и те же естественные принципы творчества…».

И ещё слова из Нобелевской лекции Пабло Неруды: «Нет непреклонного творчества. Все пути ведут в одну точку: к сообщению того, чем мы являемся».



Но все ж я счастлив.
В сонме бурь
Неповторимые я вынес впечатленья.
Вихрь нарядил мою судьбу
В золототканое цветенье.
(С. Есенин)

В тему «С. Есенин и Беларусь» слушателя вводит «3-я песня Леля» Римского-Корсакова. Эта часть композиции повествует о мало известных широкой публике связях молодого поэта не столько с Белоруссией, сколько с Гомельщиной – белорусским Полесьем.

13 мая 1916 года в составе Императорского поезда санитар С. Есенин целый день своей жизни посвящает городу Гомелю. Примерно в эти же дни в майском номере журнала «Вестник Европы» выходит статья, автор которой Павел Сакулин величает двадцатилетнего поэта Народным Златоцветом.

В небольшом белорусском городке Ветка, основанном беженцами-московитами в XVII веке, в ходе экскурсий и сегодня цитируют «Ключи Марии», поскольку Ветка, как и Рязань, славится ажурной резьбой; здесь есть собственная школа иконописи и рукописной книги, а есенинские ключи подобраны даже к представленным в Ветковском музее неглюбским рушникам.

На Гомельщине родился Лев Повицкий.

«Заступник» С. Есенина Петр Радечко, автор нескольких книг о С. Есенине, живёт в белорусской столице, но Предисловие к его книге «Реабилитированный Есенин» под названием «Оторвал я тень свою от тела» написал гомельчанин Юрий Фатнев.

Юрий Сергеевич, в частности, касается биографии литературного героя по имени Чёрный Человек, родословное древо которого корнями уходит в мировую литературу.

Авторы композиции продолжили ряд, призвав на помощь Джулиано Скабиа с его эссе «Явление Борхеса»: «Ничего нет ценнее того, что мы представляем. Отсутствие поэта есть и его присутствие; но, прежде всего, это бегство тела и попытка заставить себя защищаться от собственной тени. И тень эта – страх поэзии; зонт (намеренно черный), заключивший в тюрьму пленницу-тучу».

Интересный факт из биографии Борхеса: в 1914 году его семья выехала на каникулы в Европу, однако из-за Первой мировой войны возвращение в Аргентину отложилось, и семья сначала осела в Женеве, затем перебралась в Испанию. В Аргентину вернулись лишь в 1921 году.

Айседора Дункан рискнула отправиться на гастроли в Буэнос-Айрес в 1916 году, а 3 октября 1921 года в Петрограде танго-апаш ознаменовало начало самой значимой в её жизни любви.

Гомельчане гордятся тем фактом, что 5 апреля 1924 года у них танцевала Айседора Дункан.



Кто милость сильных не искал,
Тот шёл всегда напропалую.
Мой поэтический запал
Я чту, как вольность удалую.
(С. Есенин)

«Либертанго» Астора Пьяццоллы открывает тему «С. Есенин и танцеслово», словно отражая историю творческих взаимоотношений Поэта и Танцовщицы, каждый из которых обладал редчайшим талантом живописать чувства движениями – будь то свободный танец или пластика слова.

Танцеслово Айседоры Дункан ассоциативно и метафорично. Максимилиан Волошин утверждал, что она танцевала «всё то, что другие люди говорят, пишут, играют и рисуют. Музыка претворяется в ней и исходит от неё».

«Моё искусство – попытка выразить в жесте и движении правду о моём Существе! Как чувствую, так и танцую!», – заявление от Айседоры Дункан.

Василий Розанов писал: «Это совсем не танцы. Скорее, пляска Психеи, пляска души человеческой…»

Рождавшийся на глазах у публики танец – уму не постижимое колдовство, которое Ф.Г. Лорка назвал бы дуэнде.

Айседора Дункан по определению не могла не слышать музыку стиха Сергея Есенина. Поэт же следовал «правде органического образа», наделяя его «струением» и «текучестью»: создавал мир слов, где «всякое движение живёт, преображаясь»…

И утверждал: «Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя собственная – я сам»…

Что касается трагедии любви в смутное время, в литературе есть масса параллелей, и авторы композиции обратились к поэме П. Неруды «Красная роза Пайты», в основе которой – история взаимоотношений Симона Боливара и Мануэлы Саенс.

«Надполитическое танго» Э. Прибыльской уводит слушателя в тему власти любви и любви к власти – к «Страстям по Эвите» А. Поссе.

Свобода чревата жертвоприношениями. Лидер – гибнет. Протест – неизбежен.




И никуда ей, траве, не скрыться
От горячих зубов косы,
Потому что не может она, как птица,
Оторваться от земли в синь.
(С. Есенин)

Часть композиции «С. Есенин и бунт» предваряет русская народная песня «Матушка, матушка, что во поле пыльно?..».

Поражает глубиной и силой есенинский «Пугачёв». Правда души кочевой – души-животного, души-зверя – вступает в конфликт с правдой души-растения, души-травы, попавшей под нож. И трагедия в том, что это – две правды одного народа, каждая из которых права и у каждой из которых свой голос и свой закон.

Как можно было не замечать и не ценить это произведение – внутренний конфликт народа, неизбежность и обречённость бунта, поскольку ни одна из этих сторон не может победить, отрицая противоположную, и в то же время не может найти с нею общий язык?!!

Ситуация с Пугачёвым напоминает фрагмент романа Умберто Эко «Имя розы», в котором, рассуждая о Франциске Ассизском, герой приходит к выводу о том, что нельзя достичь цели, откидывая часть чего-то как вредную, лишнюю, ненужную, но можно прийти к цели, сумев вернуть отколовшихся или отброшенных. Другое дело, как это сделать. Никто не согласится жить под игом. Выход – найти нечто – синтез; показать, что обе эти части важны, жизненно необходимы.

С. Есенин во многих произведениях исследует лики российского мятежа – от новгородской вольницы и казачье-крестьянских войн С. Разина и Е. Пугачёва – до махновщины-номахщины гражданской войны в Советской России.

Великая степь как арена восстаний – универсальна. Стихи о пампах и Льяносе с их льянеро, арауканами и народными вождями звучат в композиции продолжением есенинской темы.

Стихотворение Альверо Торреальбы «Здесь прошёл он, компаньеро
Есть у С. Есенина строки: «И бабка что-то грустное Степное пела»… Более того, своё творчество С. Есенин однажды определил как «моё степное пенье».

«Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублева Византию…, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костёр Стеньки Разина».

Тем не менее, идя по Бродвею, С. Есенин говорит: «Эта улица – тоже наша».




И, голову вздымая выше,
Не то за рощей – за холмом
Я снова чью-то песню слышу
Про отчий край и отчий дом.
(С. Есенин)

Лейтмотивом к части композиции «С. Есенин и Америка» стала песня А. Дворжака «Помню, мать бывало…», квинтэссенцией – повесть В. Г. Короленко «Без языка».

В очерке «Железный Миргород» С. Есенин отметил: «Да, я вернулся не тем. Много дано мне, но и много отнято. Та громадная культура машин, которая создала славу Америке, есть только результат работы индустриальных творцов и ничуть не похожа на органическое выявление народа…»

Пустотой по возвращении в Россию обернулась для С. Есенина сулившая было долгожданную духовную свободу поездка на Родину возлюбленной.

«Не тем» возвращался и Лорка – в Испанию.

Ни С.Есенин, ни Ф.Г.Лорка не находят созвучия у железобетонного колосса, в то время как многие очарованные странники ищут в Америке не Дантовский ад, а идеальный дом. «Ноктюрном пустоты» зияет Америка двум великим поэтам.

А могло сложиться иначе – для Ф.Г. Лорки с С.Есениным. Вторая часть симфонии № 9 «Из Нового Света» Антонина Дворжака навеяна «Песней о Гайавате» Г. В. Лонгфелло. Тоска Гайаваты переплавилась в его собственную тоску по чешской земле, и американские впечатления вызывали у композитора мысли о родине: «Никогда бы я так не написал симфонию, если бы не увидел Америку. Но где бы я ни творил – я всегда писал истинно чешскую музыку…»

С. Есенин завершает очерк «Железный Миргород» горькой фразой: «Бедный русский Гайявата!»




Там, за млечными холмами,
Средь небесных тополей,
Опрокинулся над нами
Среброструйный Водолей.
(С. Есенин)

Увертюрой к части композиции «С. Есенин и Север» стал один из «Славянских танцев» А. Дворжака. Из Северной Америки рукой подать до Русского Севера, куда направились летом 1917 года С. Есенин, З. Райх и А. Ганин.

В 1915 году С. Есенин написал рассказ «У белой воды». Беловодье – легендарная страна свободы из русских преданий: земля, где вода бела, как молоко. У староверов Беловодье размещалось где-то на Востоке или на Севере.

Беловодье и Чёрноречье – живая и мёртвая вода русских народных сказок, пограничье между Явью и Навью – «роза в два лепестка, которую ветер откроет-закроет» – у Ф.Г. Лорки: с ними встретились трое русских путешественников в творческой поездке по Беломорью.

Поездка на Север навеяла единственное «северное» стихотворение С. Есенина «Небо ли такое белое Или солью выцвела вода?».

В черновом наброске неоконченного стихотворения «Райское селение» упомянуты географические пункты: «Далеко ты, Кандалакша» и «От Керети до Кеми».

На Севере С. Есенин ничего не написал, зато он всё почувствовал.

Белый цвет – символ духовной чистоты в христианстве, цвет траура в крестьянской среде. По народному мировоззрению, за водным пространством находится иной мир, Царство Смерти.

Карелия – колыбель «Калевалы».

Предполагают, что Соловецкий архипелаг со святилищами и лабиринтами – возможный прообраз Похъёлы, Страны Мертвых. Чёрная река – глубокий пролив – отделяет его от земли.

Основанный в 1436 году Соловецкий монастырь был закрыт в 1920 году.

С 1923 действовали Соловецкие лагеря особого назначения.

Беломорканал проложен ГУЛАГом по пути, которым паломники издревле ходили к святыням.

Тюрьма на Соловках ликвидирована только в 1939 году.

Вот такое русское водолейское сочетание чёрной и белой, живой и мёртвой – воды.

В Русском Холоде, в Русском Севере, в Тайнослове – ключи к разгадке «Маленькой неоконченной поэмы» Ф. Г Лорки из цикла «Поэт в Нью-Йорке», написанной 10 января 1930 года: «…мы должны будем снова пастись на кладбищенских травах»…

Именно в славянском языческом Тайнослове мы находим: «Вещий сопровождает души усопших на Велесовы Пастбища уходящих, да шаманов, в Ино Стези торящих».

И Ф.Г. Лорка, и С. Есенин изначально уверенно шли тропою Бога. Социум выбил стезю из-под ног, трагические события в наших странах спутали карты…




«Отчего луна так светит грустно?» –
У цветов спросил я в тихой чаще,
И цветы сказали: «Ты почувствуй
По печали розы шелестящей».
(С. Есенин)

Можно предположить, что и С. Есенин придерживался лоркианского тринома «искусство, смерть, любовь». Оба поэта были очарованы Востоком, поэтому лейтмотивом части «С. Есенин и арабески» стала песня М. де Фальи «Мавританская шаль».

С. Есенин хорошо знал книгу «Персидские лирики X-XV веков» и «всем своим поэтическим чутьём почувствовал красоту и тайну Востока: уровень его духовного проникновения в реалии персидской поэзии таков, каким он может быть либо у человека, реально жившего на Востоке, либо у гения. И если первое как бы под вопросом, то второе очевидно», – уверяет нас Эльдар Ахадов.

Восточная любовь – не христианская. Она – природная. Звучит высоко. Но в ней есть место телу. Новый подход. Настоящая полновесная телесная любовь. Восточное отношение к любви не лишает её природных основ. Умереть от любви можно. В «Персидских мотивах» – новый С. Есенин.

Ф.Г. Лорка выткал «Цыганский романсеро» и «Диван Эль-Тамарит» по праву рождённого на гранадской земле.

Аргентинец Р. Молинари, открытый для Европы Ф.Г. Лоркой и приглашённый им же в Гранаду, в январе 1937 года написал «Касыду о танцовщице» на смерть Ф.Г. Лорки, которую целиком можно отнести к жизненной и творческой судьбе русского поэта.

Не следует забывать, что «в час собственной смерти» С. Есенину – тридцать лет, Ф. Г. Лорке – тридцать восемь. Оба молоды и красивы.




Яблоневым цветом брызжется душа моя белая,
В синее пламя ветер глаза раздул.
Ради Бога, научите меня,
Научите меня, и я что угодно сделаю,
Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!
(С. Есенин)

Заключительная часть – «С. Есенин и надежда» – должна была прозвучать в латиноамериканской традиции, речитативом, под симфоническую поэму “Spes” («Надежда») молодого венесуэльского композитора Херардо Эстрады, но авторы композиции намеревались сказать так много, что «надежда на новь» осталась за кадром.

Финалом композиции, согласно задуманного, стало стихотворение С. Есенина «Как о цветке неповторимом» в исполнении представителя МГП в Рязани Кирилла Тремаскина (кроме того, Кирилл вёл встречу и вложил душу во все цитируемые выше есенинские строки).

Музыкальная часть состоялась благодаря молодым российским исполнителям – меццо-сопрано Ирине Мазохиной, пианистам Ирине Малофеевой и Юрию Малофееву.

Приятным сюрпризом символического характера для участников композиции стали подаренные им не просто цветы, а хризантемы-златоцветы.

Следует признать, что до сих пор нет целостного представления о творчестве С. Есенина, поскольку каждый исследователь берётся за то, что лично ему по зубам, и грызёт творчество поэта со своей колокольни, с открывшегося ему бока, будучи не в силах охватить целиком слегка приоткрывшуюся бездну.

Образно говоря, берётся многомерный объект, проецируется на пространство меньшего числа измерений (например, объём на плоскость) и эта проекция чистосердечно или лукаво выдаётся за сам объект: вот что делают с творчеством С. Есенина! Вот что с ним делают!!!

То же самое напоминает вариант Чёрного Человека и отражение в зеркале. Неужели это – я?

Поэт С. Есенин всерьёз мечтал покорить весь мир. Пытаясь постичь С. Есенина, убеждаешься в универсальности и многогранности его творчества. Он находится во множестве измерений – во множестве разных планов, на которые обычно не обращают внимания (из наблюдения Н. Вольпен).

С. Есенин – неотъемлемая часть мировой природы и мировой культуры, поскольку он был и есть Поэт от Небесной России, от тонкой информационной матрицы, созданный русским народом как порождение природной территории – огромного куска Евразии.

С. Есенин чувствовал эту землю, находил выражение для её тонкой реальности. Этим и объясняется его безусловная популярность в народе, поскольку за есенинским словом всегда стоят зримый «органический образ» и его незримая правда.

Пока существуют эта территория и этот язык, пребудет С. Есенин. Это природа, свободно изъясняющаяся по-русски. Божьи уста говорить-петь природным силам. Божья дудка.

Народ – часть природы, не только берёзки и речки. Есенинская Белая Берёзовая Русь – это не российская империя, а природный и духовный ландшафт любой Руси – Белой, Красной, Чёрной, Синей, Малой, Новой. И всё то, из чего выросла культура, говорящая в узком смысле на русском языке, в широком – на любом другом языке мира.

Что касается музыкального языка, он заведомо универсален.

Общие корни культуры – есенинские ли ключи, лоркианские ли родники, – источник, из которого черпает душа народа и душа истинного поэта.

С. Есенин – гораздо шире и глубже, чем просто русский национальный поэт. Он родился в Константиново, на русском приволье, а левобережье Оки – это Неведомье Мещёры Рязанского Полесья и дорога в Великую Степь. Земля едина, и все её части ей жизненно необходимы – территории, народы, творцы.

Мы благодарны Кириллу Тремаскину за предоставленную возможность поразмышлять и открыть для себя новые горизонты, выйти на неизведанные просторы.

То, что представили Ирина, Инна и Юрий в своём искусстве – высокая музыка по самому большому счёту, задававшая тон, обозначавшая планку, шкалу и только подчёркивавшая универсальный характер истинной поэзии, право и долг Поэта «звенеть в человечьем саду».