«Российские отговорки в Сирии»

05/06/2012

Вскоре после того, как мир узнал о бойне в сирийском городе Хула, в ходе которой погибло более ста мирных жителей, в том числе нескольких десятков детей, российский премьер-министр Сергей Лавров встретился в Москве со своим британским коллегой Уильямом Хейгом. На последовавшей за этим пресс-конференции они говорили о «конструктивной» встрече, но все указывало на то, что таковой она отнюдь не была. Как говорят присутствовавшие при этом корреспонденты, атмосфера была напряженной, а Лавров, загорелое и изворотливое лицо российской дипломатии, был в ударе. Он говорил, с одной стороны, о необходимости избежать «настоящей гражданской войны и коллапса», но, с другой, о тайном зарубежном (читай: американском) вмешательстве. Кроме того, он подарил несколько своих характерно цветистых цитат: «Чобы танцевать танго, нужно два партнера, хотя нынешняя ситуация в Сирии скорее напоминает не танго, а дискотеку, на которой танцуют несколько десятков игроков».

Но упорнее всего Лавров выгораживал сирийское правительство, намекая на неясность того, кто же убил всех этих детей и женщин: одни погибли от огня артиллерии – которая есть только у сирийского правительства – а других казнили. Кто это мог сделать? «Мы столкнулись с ситуацией, в которой обе стороны явно приложили руку к смерти мирных жителей», заявил Лавров, противореча рассказам свидетелей, обвиняющих в бойне правительственные войска и наемников. Он добавил: «Вину следует определять объективно».

«Объективность» в последнее время стала любимым орудием Кремля в борьбе против критики извне. Обвинять во всем Запад, акцентировать внимание на его недостатках, (знаменитая тактика, известная как «какнасчетизм»),  выискивать сложносочиненные заговоры даже за более-менее однозначными явлениями – все это хорошо проверенные временем тактики, но в последние годы к ним присоединилась и «объективность». Russia Today, финансируемый Кремлем англоязычный телеканал, например, работает под лозунгом «Больше сомневайтесь» (Question More). Это похвальный девиз для любого издания, но в этом случае это смахивает на претензию телеканала Fox на «справедливое и беспристрастное освещение». Вспомните хотя бы печально известную рекламную кампанию RT в 2009 году в США и Англии. На рекламных плакатах совмещались образы, вроде бы символизирующие диаметрально противоположные явления, а в подписи задавался риторический вопрос, их уравнивающий. На одном плакате сливались вместе лица Барака Обамы и Махмуда Ахмадинежада с вопросом «Кто представляет бОльшую ядерную угрозу?»

Подмена объективности неожиданностью – это лукавый прием, который все чаще встречается в России, сказочной стране скользких фактов, в которой у бритвы Оккама нет ни шанса. Что будет, если перевернуть X с ног на голову и обнаружить, что это на самом деле Q? Проблема, разумеется, в том, что Q ответом может и не являться, и что ты окажешься в маленьком эпистемологическом аду. Но риторический театр получается отменный.

Однако куда чаще этот прием используется кремлевскими чиновниками и государственными СМИ в качестве российского ответа на западное морализаторство. Когда наступает международный кризис, «объективность» помогает России предстать эдаким родителем в комнате, полной орущих, сбитых с толку детей. Справедливости ради стоит заметить, что Россия далеко не всегда не права. Российское правительство призвало к объективности после начала войны в Ираке – и было совершенно право: возможно, американцам действительно стоило сделать пару глубоких вдохов и подумать еще раз. «Люблю неожиданный подход», говорил мне ведущий Russia Today Питер Лавелл пару лет назад. «Предсказуемость на Западе стала весьма опасна».

Ради объективности, однако, стоит заметить, что ничего из этого не делается ради объективности. Обозреватели Russia Today и прочие апологеты Кремля обожают повторять, что журналисты, будучи простыми людьми, не застрахованными от ошибок, не могут быть истинно объективны, и что объективность – вообще искусственный конструкт (интересно, объективно ли это?)

Этот прием – защитная тактика, с помощью которой Кремль приспосабливается к новой геополитической реальности после Холодной войны. Например, «какнасчетизм» был весьма популярен даже в советские годы, но про объективность тогда не слыхали. Почему? Потому что «не было даже притворного сотрудничества», говорит Маша Липман, аналитик Карнеги-центра в Москве. «Обычно мы воевали друг с другом чужими руками – например,  в Никарагуа. Тогда мир был схваткой добра против зла, сегодня же все довольно туманно. Это уже не холодная война, потому что нет однозначных идеологических маркеров, нас разделяющих» – ведь формально обе страны являются рыночными демократиями – «но мы» - россияне – «думаем, что вы пользуетесь правами человека для достижения собственных геополитических целей». Так что мы будем апеллировать к объективности, даже если ее не существует.

Поэтому, когда речь заходит о Сирии, как до этого заходила о Ливии, в ответ обязательно прозвучит: «Давайте все успокоимся и поймем, что тут нет святых – а значит, нет и злодеев». «Надо решить – если приоритетом является прекращение насилия, как все утверждают, то необходимо надавить и на режим, и на оппозицию, заставить их перестать стрелять в друг друга и сесть за стол переговоров», - сообщил Лавров в понедельник.

Но это техника затягивания, а затягивать в такие времена может быть весьма опасно. «Чем дольше российская сторона будет настаивать на ожидании, тем выше вероятность, что сирийская оппозиция превратится в тех самых радикалов, о которых и предупреждает Россия», сообщил мне один западный дипломат. Та же мысль повторяется и в заявлении от госсекретаря США Хиллари Клинтон.

Обращаясь к своему пониманию объективности, Россия неуклонно придерживается плана Аннана, в который входят международные наблюдатели и переговоры, требования к правительству отвести войска, и к мятежникам – сложить оружие. Но пока что план терпит явную неудачу – и непонятно, имел ли он изначально хоть какие-нибудь перспективы. «Это очень удобная позиция», говорит Георгий Мирский, эксперт Института мировой экономики и международных отношений РАН.

И каковы, если объективно, интересы России в данной ситуации? Если верить Мирскому, вопрос здесь не в порту российских ВМС в Тартусе, или даже не в продажах вооружения Ассаду – которые, кстати, так и не прекратились – и даже не в поддержке сирийских христиан Русской православной церковью. Вопрос в демонстрации силы и независимости. «Если Путин проявит слабость в Сирии, это будет похоже на то, что случилось с Ливией», - добавляет Мирский, имея в виду ситуацию прошлой весны, когда Россия воздержалась от голосования в Совбезе ООН по вопросу военного урегулирования, но не объявила вето. «А дома это выглядело так, будто [президент Дмитрий] Медведев сдал Каддафи. Россияне понятия не имели, кто такой Каддафи, но как только начались американские бомбардировки, при всем антиамериканизме в этой стране Каддафи тут же стал нашим парнем. А Медведев сдал его Западу».

Путину, утверждает Мирский, это не нужно. Нынешняя позиция позволяет России делать вид, что ее по-настоящему беспокоят права человека и безопасность всех сторон, но если все – план Аннана, режим Ассада – начнет разваливаться, объективность станет весьма удобной, так как она освобождает российскую сторону от какой-либо ответственности. План Аннана не сработал? Ну что ж, очень жаль. Ассада свергли вооруженные мятежники? А ведь мы предупреждали. Для Путина, говорит Мирский, «будет лучше, если Ассад продержится до конца, даже если его все равно свергнут. Так хотя бы будет понятно, что наше правительство не подчиняется Западу, что мы суверенная суперсила, к которой прислушиваются, что Путин не выполняет приказы Запада и не помогает Америке насаждать свою мировую политику». Тем временем, если смотреть на вещи объективно, убийства продолжаются.