«В поисках утраченного времени. «Лили Марлен»»

Командирам в чинах, для кого праздник неизменно связан с парадами, представляется, что вся армия любит военные марши. Как у фельдмаршала Суворова: люблю музыку, особенно барабан. Но полноте! Даже виртуозные пропагандисты Третьего Рейха сколько ни наполняли эфир бравурными мелодиями, в окопах напевали другое. Не ради «Хайль унзерм Фюрер» немецкие фронтовики старались не пропустить передачу «Народный концерт». Их песней была «Лили Марлен», которую крутили из вечера в вечер в одно и то же время. В этой простенькой песенке было то, что каждый солдат испытал на себе.

Слова в годы Первой мировой сочинил молодой учитель, стоя на часах перед отправкой на фронт, а спустя двадцать лет композитор Норберт Шульце положил их на музыку. Шлягер с названием «Девушка под фонарем» в исполнении Лале Андерсен был записан на пластинку и разошелся в 1939 году миллионным тиражом. Но запомнили песню по повторяющемуся в припеве имени героини - так шлягер переименовала сама жизнь. Никто не догадывался, что в реальной жизни были две девушки - Лили и Марлен, которых автор ловко свел в одном персонаже. «Фор дэр казэрнэ, фор дэм гроссэн тор...» имеет несколько переводов, один из которых - что удивительно, не самый лучший - принадлежит перу Бродского. Воспользуюсь тем, что ближе к оригиналу, - переводами Александра Амелькина и Сергея Шатрова.

У ворот казармы
Пред большой стеной
Столб стоит фонарный,
 Словно часовой.
Ты приходи ко мне туда -
Мы постоим у фонаря
С тобой, Лили Марлен.

Заканчивается песня довольно грустно:

Легкую походку Знает он твою,
Светит для кого-то,
А я в чужом краю.
Что, если не вернусь живым,
Кто будет там стоять под ним
С тобой, Лили Марлен?
С тобой, Лили Марлен.
Что за наважденье -
Из земли сырой
Губ твоих веленьем
Я встаю живой.
В дымке вечерняя заря,
И я опять у фонаря
С тобой, Лили Марлен.
С тобой, Лили Марлен.

Песня, как видим, отнюдь не воинственная, где- то даже пацифистская. В 41-м году ее сняли с эфира по требованию рейхсминистерства пропаганды как депрессивную и упадочническую, а Лале Андерсен получила направление в концлагерь, и лишь сообщение радиостанции Би-би-си спасло ее от расправы. И все же привязанность к песне фронтовиков была так сильна, что с ней были вынуждены считаться нацистские бонзы.

Лале принял Гитлер, заявивший потом в одной из застольных бесед: «Возможно, эта песенка переживет всех нас». Так и случилось, но прежде шлягер снова попал под запрет: обнаружились связи исполнительницы с еврейскими антифашистами в Швейцарии. Но песня уже набрала такую популярность, что каждый фронт и род войск обзавелись своей версией. К многочисленным просьбам передавать «Лили» регулярно присоединился даже генерал Роммель... Самое любопытное случилось дальше. Английские и американские солдаты, имевшие возможность слушать неприятельскую волну, вдруг тоже заболели этой песенкой и стали напевать по-немецки. Союзники сориентировались, и в мае 43-го песня была переведена на английский язык и записана в исполнении Марлен Дитрих. Никто не мог объяснить феномен этой незатейливой песенки, оказавшейся сильнее войны - объединявшей, а не сталкивавшей народы. В общей сложности она была переведена на 48 языков мира.

В советских окопах «Лили», понятно, не зазвучала: за такую попытку можно было в лучшем случае схлопотать в ухо, а в худшем - пулю или штрафбат. Слишком сильна была ненависть к «лающему» языку и его носителям. Советские композиторы, отдадим должное, снабжали народ тонкими, глубокими и, главное, своими песнями. Об одной из таких и ее приходе в Брест в июле 44-го - наша следующая история.