«Футбол - Чемпионат России - Игонин: «Я вернулся в Петербург и получал тысячу рублей за матч. Нормальные деньги»»

– Алексей, вернемся в 2003-й. Из-за чего «Зенит» решил с вами расстаться?

– На тот момент я был не в лучших кондициях – просто не готов был играть. В принципе, мне надо было больше думать головой, а не сердцем, полностью восстановиться и помочь команде. Но Петржела говорил, что у нас проблемы, что команде был нужен капитан. Роли капитана, кстати, Петржела уделял немало внимания. Властимилу обо мне рассказывали только хорошее, поэтому неудивительно, что когда я вышел на поле в неготовом состоянии, он увидел не то, что ожидал. Потом у меня произошел рецидив травмы, и неожиданно было принято решение, что от меня нужно отказаться.

– Петржела спасся благодаря результату – «Зенит» в том сезоне занял второе место, но питерские тренеры любят рассказывать, что чеху просто повезло – он сделал ставку на молодежь, и эта ставка сыграла. Вы согласны?

– Петржела гонялся за ведьмами в темной комнате. Он был вынужден привлекать молодежь. Он все время хотел купить футболистов и очень часто их покупал. А от опытных ребят он избавился, потому что везде видел заговоры. Властимил освобождал игроков, которые имели вес в команде. От Мутко ведь Петржела не по игровым причинам избавился? Нет, естественно. Да, расчистил территорию, привлек своих людей, добился результата – это его заслуга, я не спорю.

– Давайте о чем-нибудь более приятном поговорим. Тот же Петржела, который смотрел кассеты с многими матчами «Зенита» начала века, признавал, что в 2001-м команда летала по полю и получала наслаждение от футбола. С какими мыслями вы вспоминаете тот сезон?

– Я скажу так: получать наслаждение от футбола – трудная вещь. Я вот сейчас не могу вспомнить, кто на тот момент в чемпионате России получал удовольствие от футбола. «Зенит» отставал по инфрастрктуре, по финансовым возможностям, но благодаря самоотдаче, сумасшедшему желанию и тренерской мысли Юрия Андреевича Морозова мы взяли ту медаль.

– Это воспринималось как сенсация?

– На тот момент – однозначно. Но лично я получал удовольствие даже не от побед, а от того, что мы постоянно играем. Два-три матча в неделю, мы выигрываем, играем вничью, мало проигрываем и в конце сезона вдруг понимаем, что можем взять медаль. Я тогда был молодой, мне казалось, что все впереди, что третье место – это только ступенька. Думал, что будем расти – к этому были все предпосылки. С тех пор, как я пришел в «Зенит» в 1995-м, команда только росла, причем довольно высокими темпами.

– После вашего ухода «Зенит» взял серебро Премьер-лиги. Вам вручили медаль?

– Да, мне ее дали. Но не считаю, что я эту медаль заслужил или заработал. А вот бронзовая медаль действительно моя.

  Если Спартак стал бы чемпионом в 2007-м, Сатурн получил бы их премиальные за чемпионство  

– Вы вспомнили 1995 год. Ваш одноклубник Александр Панов рассказывал, что «Зенит» в конце чемпионатов терял мотивацию и ничего не значащие матчи порой становились странными. Это так?

– Ну, для меня в карьере ничего не значащих матчей не было. Надо знать мою предысторию – в 19 лет мне говорили, что я никогда не буду играть в футбол на высоком уровне. И вдруг случается чудо – я попадаю в большой футбол и думаю, что это какая-то случайность или что мне просто повезло. Меня еще в детстве убедили в том, что я не смогу играть в высшей лиге, поэтому лет до 26-и подсознательно боялся, что каждый матч может стать для меня последним. Что-нибудь произойдет – и все, конец.

– Поясню: Панов больше говорил не о мотивации, а о договорных матчах.

– У «Зенита» был смутный период, который сейчас много обсуждают: переход из Первой лиги в Высшую, последние матчи чемпионатов и так далее. Я тогда был молодой, и, во-первых, еще не соображал, договорная ли игра, а во-вторых, не находился в той группе футболистов, которые могли об этом знать и могли что-то решать. Надо понимать специфику отношений в клубе. Когда тебе 19 или 20 лет, ты не знаешь ничего, даже суммы премиальных. Потом взрослеешь, с тобой уже что-то обсуждают.

– Вы говорите, что ничего не значащих матчей в вашей жизни не было. 2007 год, последний тур чемпионата России, «Сатурну» с турнирной точки зрения ничего не нужно, а «Зенит» должен выиграть золото. Как быть?

– Я вспоминаю, что перед той игрой мы собрались группой ветеранов и сказали другим игрокам, что это тот матч, где себе можно сделать имя. Телевизоры тогда включали по всей стране – «Зенит» становился чемпионом, можно было реально построить себе карьеру. То есть сделать больше, чем за весь сезон.

– Имя и карьера – это нематериально. «Спартак» предлагал солидный стимул?

– Да, но важно понимать, что это все было неофициально. Такие вещи решались через какие-то каналы, каких-то знакомых. Было известно, что Егор Титов сказал кому-то, что если «Сатурн» останавливает «Зенит», и «Спартак» становится чемпионом, то ребята просто отдадут свои премиальные за чемпионство игрокам «Сатурна». Они останутся с медалями, а деньги пойдут нам.

– «Сатурн» был одним из самых гостеприимных клубов страны – легионеров там всегда любили. Сколько вы их повидали в Раменском?

– Да уж, в «Сатурне» с покупкой иностранцев вообще проблем не возникало. Был момент, когда мы с Кински сели в столовой, посмотрели по сторонам и начали считать, сколько людей поменялось в команде за три года. Досчитали, по-моему, до девяноста трех. А это три состава! Ситуация, конечно, непрофессиональная.

– Вас эти легионеры чем удивляли?

– Удивляли почти все южноамериканцы. Они приезжали, получали травму, потом два-три месяца занимались индивидуально, заскакивали на базу, после чего уезжали на родину. Меня поражало, что их устраивала такая история: прилететь, здесь пожить и снова улететь. Какие у них могут быть психологические травмы, если вокруг них тут бегают и прыгают? Я этого не понял, но со временем смирился.

– Самым зажигательным тренером «Сатурна» считается Юрген Ребер. Вы запомнили его самое нелепое упражнение?

– Знаете, я насмотрелся тренерских фокусов, и Реберу было трудно меня чем-то удивить. Другое дело, что не было результата, поэтому его и уволили. А упражнения...Например, у нас был период в «Зените», когда мы побежали кросс в лес, нам дали теннисные мячи, и мы должны были бросать их друг другу, чтобы развивать периферическое зрение. Кто-то смеялся после тренировки, кто-то – во время.

– Приходилось ли вам напарываться на русских тренеров с какими-то закидонами?

– Такой артист в моей карьере был всего один, я с ним в «Кубани» встретился.

– Дайте угадаю: его звали Софербий Ешугов?

– Ага. У меня был культурный шок. Он просто вытворял чудеса. К тому времени я уже поиграл в «Зените», мог делать выводы. Требования Ешугова для меня были дикими. Но я все выполнял – человек занимает должность, его взяли явно не с улицы. Я, конечно, могу сейчас обсудить его с ног до головы, но зачем?

– Это интересно.

– Ну ладно. Итак, первые дни, прихожу к нему в кабинет, он рассказывает, какой он видит команду, чего он хочет. Я думаю: «Ну все, я в «Кубани». Монолог Ешугова длился минут пятнадцать, а потом он спрашивает: «А ты на какой позиции играть-то хочешь?». Я отвечаю: «На своей». А он снова спрашивает: «А на какой позиции ты играешь-то?» Я подумал, может, это у меня завышенные амбиции, и я зря полагаю, что меня в России уже неплохо знают? Но через полтора месяца работы с Ешуговым я единственный раз в жизни сказал агенту, что играть за этот клуб не хочу. При этом других вариантов у меня тогда на руках не было.

  В Анжи в одно время рубились друг с другом Это’О зарплатой в 20 миллионов евро и молодой пацан с 15-ю тысячами рублей в месяц  

– В 2010-м «Сатурн» расформировали, и вы рассказывали, что из-за долгов вам пришлось продать квартиру, а дубленку выставить на Avito. Настолько трудно было найти новую команду?

– Да, у меня были проблемы, в том числе и финансовые, когда «Сатурн» расформировали. Подписанного контракта с агентом у меня не было, но в футбольном мире меня знали. Я рассказал всем, кого знаю сам, что если получится меня куда-то устроить, буду с радостью работать. Хотелось играть в Премьер-лиге – я думал, что в Первую лигу пойти смогу всегда. Я тогда был неопытный в этих делах, играл на протяжении всей карьеры в двух клубах и не понимал всей этой специфики. И тут – конец февраля, все команды сформированы, через три недели заканчивается период дозаявок. А я-то до середины января думал, что все будет в порядке.

– И деньги вам никто из «Сатурна» так до сих пор и не отдал, как я понимаю?

– «Сатурн» никому ничего не дал. Перед самым началом чемпионата отыскался вариант с «Анжи», условия меня устроили, и я уехал туда.

– В Махачкале у вас была самая большая зарплата в карьере?

– (удивленно) Нет. В «Анжи» у меня была минимальная зарплата – там работали профессионалы, которые подготовили мне контракт на восемнадцать страниц. В других клубах у меня были две страницы и приложения, а тут – восемнадцать. В «Анжи» были логичные условия – если играю определенное количество матчей, получаю бонус. Там никто никогда не платил деньги за просто так. Если бы я сыграл 20-30 процентов матчей, моя зарплата бы поменялась. Но я не сыграл практически ничего, и зарплата осталась минимальной.

– Зайду с другой стороны: у вас были контракты больше миллиона евро в год?

– Нет, конечно. Не было такой зарплаты. Это несерьезно (улыбается). Я же когда закончил, помните?

– В 2012-м, в самом богатом на тот момент клубе страны.

– Это заблуждение, мягко говоря. В «Анжи» был период, когда молодых брали на тренировки и получалось, что на одном поле играли Это'О с его двадцатью миллионами евро в год и молодой пацан с зарплатой 15 тысяч рублей в месяц. И они рубились друг против друга. Сумасшедшие контракты были у троих человек, а остальные получали средние деньги.

– Вы вспомнили про Самуэля Это'О. Он и правда не умел пользоваться сотовым телефоном, как про него рассказывал один из его знакомых?

– Он прекрасно обращался с телефоном. Хотя для нас сейчас телефон – это интернет и другие смартфонные функции. У Это'О не было смартфона, но со своим телефоном он не разлучался.

– Говорят, что с тренерской указкой он тоже не разлучался. Стоит ли верить тем, кто утверждает, что Это'О возомнил себя главным тренером?

– Я могу говорить про время Гаджиева. Одна из фишек Гаджи Муслимовича – совет игроков, куда он берет самых авторитетных футболистов разных амплуа. Они могут что-то думать, анализировать, предлагать. Пять-шесть человек минут сорок обсуждают предстоящий матч. Естественно, я хорошо представляю ситуацию, как на этих собраниях Самуэль что-то объясняет, доказывает и показывает – это вполне в его характере. Тем более, что он реально очень хорошо соображает.

– Как вы относились к Это’О?

– Я его воспринимал как старшего тренера. У меня таких амбиций не было – я прекрасно понимал, кто он, а кто я. По большому счету, в той команде я был никто и ничто. Возраст или еще что-то – на футбольном поле это не имеет никакого значения. Сейчас же не девяностые, когда дядька мог дать молодому по башке – и все, он прав.

  Ездили к Керимову на дачу, пили вино, ели шашлык. Все нормально, никакой опаски 

– Летом 2013-го проект «Анжи» фактически лопнул. У вас была какая-то информация о скорой смене курса или вы тоже удивились?

– Я не только удивился. Мне было жалко и неприятно, потому что когда находился там, я понимал, что «Анжи» – это клуб, который все делает для того, чтобы реализовать свой потенциал. У нас ведь были результаты. Главный результат, я считаю – полный стадион. Приходили люди и болели одинаково за местных и за легионеров.

– Какие мероприятия Сулейман Керимов организовывал для игроков?

– Это были очень правильные мероприятия. Обычно же все происходит так – вызывают всю команду и ты думаешь: «Опять, блин, куда-то ехать, галстук этот надевать, сидеть и слушать, пока кто-то один говорит, а потом еще домой возвращаться долго. И все, вечер потерян». У Сулеймана Керимова это было иначе – мы могли поехать к нему на дачу, пить вино и есть шашлык. Не так, что все сидят и смотрят с опаской, а по-нормальному – посидели, поговорили в неформальной обстановке.

– И там все вместе общались – никто не смотрел на статус и зарплату?

– Ну, молодежь отдельно, ветераны отдельно, кто-то посидит, с Керимовым пошутит. Или вот еще вспоминаю. Керимов то ли сам, то ли кто-то ему посоветовал, взял и вывез всех на финал Лиги чемпионов. Это тоже было трогательно. Да, финансовая составляющая важна, но подобного отношения в других клубах не было. В «Анжи» все было очень грамотно… А потом – раз! – и эта ситуация со сменой курса отбрасывает назад.

– Сколько раз вы беседовали с Керимовым тет-а-тет?

– Ни разу. Может быть, существовал какой-то перечень футболистов, которые с ним общались – наверное, у него были любимые игроки. Не стану скрывать, я хотел поговорить с Керимовым, но не для решения каких-то своих футбольных вопросов. Мне всегда было интересно, что это за люди, которые таких высот достигают – в жизни, в бизнесе. Что у него за характер? За то время, что я провел в «Анжи», я сделал вывод, что для Керимова вне футбольного поля все равны.

  Сначала играл за тысячу рублей за победу, теперь у меня двенадцать работ 

– Как вы заканчивали карьеру?

– Завершение прошло сумбурно. Я был не готов ни в финансовом, ни в психологическом плане. У меня за всю карьеру набралось немало проблем с ногами, но благодаря «Анжи» я сделал две операции и мне показалось, что я смогу восстановиться, как семь лет назад, и попасть в какую-то команду. Естественно, амбиций играть в Премьер-лиге уже не было. У меня имелось приглашение из первой лиги от тренера, который меня знал. В общем, я потренировался с ними две недели и понял, что голова хочет, а тело не может.

– Чем вы занимались сразу после того, как распрощались с футболом?

– Начну по порядку. Заканчивал я, как уже говорил, сложно. На протяжении полутора месяцев я вообще не знал, что делать и куда податься. Приехал в Петербург, заехал в свою квартиру, в которой не был двенадцать лет. У меня не было ни работы, ни знакомств. Первое, что я сделал – пошел играть в футбол с друзьями, потому что единственное, что я умел – это играть в футбол. Через полтора месяца мне позвонили из организации «Виктория-Питер» и пригласили играть за них – они как раз приглашали к себе ветеранов. Я сразу и согласился, тем более, что мне за победу пообещали тысячу.

– Тысячу – в какой валюте?

– Тысячу рублей, конечно. На тот момент тысяча рублей – нормальные деньги, потому что других доходов просто не было. Больше двух раз в неделю я играть не мог, от каждой тренировки отходил по несколько дней.

– Как вы попали в питерский спорткомитет?

– Руководитель «Виктории» – меценат, который занимает должность в комитете. Сформировалась сборная правительства, я постепенно туда и вошел. Потом я работал в «Виктории-Питер» – пытался своими связями и именем привлечь внимание к ветеранскому футболу. Затем мне поступило предложение комментировать матчи на телевидении. Я подзагрузился делами и стал себя более-менее уверенно чувствовать. Ну и дошло до того, что меня взяли работать в спорткомитет.

– Сейчас вы все время посвящаете этой работе?

– Нет, у меня куча проектов, связанных с футболом. Мы тут с женой перечисляли, сейчас у меня где-то двенадцать работ, если их можно назвать работами. Но только месяца три назад я смог окончательно забыть, что я вообще играл в футбол. И мне стало значительно легче – я понял, что так, как было раньше уже не будет: теперь можно говорить о другой работе и других деньгах.

– Мы с вами разговариваем после пресс-конференции, посвященной открытию детской школы «Ювентуса» в Петербурге. Вы ведь понимаете, что для «Зенита» это все практически бесполезно? Воспитанники питерских футбольных школ в последний раз закреплялись в основе «Зенита» десять лет назад.

– Сейчас гораздо тяжелее пробиться. Вот возьмем мой пример. Как я попал в команду? Да мне просто повезло. В «Зените» тогда не было ни футболистов, ни денег. Было одно поле, и на нем я смог заиграть. Сейчас я бы даже в академию «Зенита» не прошел. А тогда просто ниша была не занята, спонсоров не было. Вот назовите, кто может дорасти до уровня Халка из российских футболистов?

– Кокорин.

– И как он может дорасти? Нет у него бразильского таланта, который у них из поколения в поколение передается.

– Но раньше российские футболисты хотя бы в Европе иногда светились. А сейчас – тишина. Почему так?

– Сейчас такое поколение. У нас в России, как известно, со стабильностью не очень.

– Вы видели список «90 самых больших зарплат российского футбола»?

– Нет, не видел.

– Благодаря лимиту на легионеров, зарплата Кокорина – пять миллионов евро.

– А, ну и в этом тоже дело, конечно. Хотя я вот Кержакова уважаю за то, что он взял и уехал в «Севилью». Ему чинили препятствия, давали большой контракт, а он просто отправился за мечтой.

– Какая мечта была у вас?

– Другая – я мечтал играть в Премьер-лиге. Думал, что-то в ней есть, а в ней ничего такого и не было. В девяностых – включаешь телевизор, и понимаешь, что ты хочешь видеть такое количество зрителей, хочешь бегать на этих газонах, а не по колено в грязи, хочешь играть против звезд и вместе со звездами. А сейчас у молодежи есть контракт, есть возможность играть в Лиге чемпионов или в Лиге Европы. У них нет этого стереотипа, что самый великий футбол – в Европе.

– Я вижу у вас на руках две татуировки. Это личное?

– На левой руке – могу рассказать, хотя рассказать будет трудно. В один прекрасный момент я задумался о чем-то более важном, чем то, что происходит у нас на Земле. Тогда я и сделал эту татуировку-напоминание. У людей очень много переживаний из-за чувства собственной значимости, а если представить, что каждое событие – это какой-то жизненный этап, то будет гораздо проще. В бытовой заварухе начинаешь об этом забывать.

– А на правой?

– А на правой – уже личное.

Игонин: «По игре Смолов лучше Дзюбы»

Календарь и результаты матчей чемпионата России на Eurosport.ru

Качайте приложение Eurosport для iPhone и iPad