О том, можно ли распознать в детстве способности к математике, что выделяет мышление математиков от других людей читайте в интервью с докт. физ.-мат. наук, главным научным сотрудником Петербургского отделения Математического института РАН Анатолием Моисеевичем Вершиком. Беседовала Наталия Демина.
Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве – чем вы увлекались, какими науками?
Математики в моем детстве в доме не было. Моя мама Ева Яковлевна Люстерник – историк, она была очень разносторонним человеком, знала много иностранных языков, два года училась в Киевской консерватории. А потом окончила исторический факультет Cаратовского университета и стала известным историком Востока, в основном Индии и истории российско-индийских отношений в ХVIII-ХХ веках, профессором института им. Герцена, и Ленинградского университета.
Отец в юности работал наборщиком на Украине, потом окончил рабфак и Институт красной профессуры в Ленинграде, и стал политэкономом. Так что математических влияний в детстве я был лишен, скорее, влияния были гуманитарные, литературные, мать знала массу стихов, музицировала. Отец всю войну был на флоте; он и мать оставались во время блокады в Ленинграде, а меня отправили с интернатом, который до декабря 1941 г. был под Ярославлем в Галиче, а потом перебазировался в Троицк Челябинской области. В школу я пошел лишь в декабре 1941-го года, потому что до декабря никаких занятий не было. Вернулся в Ленинград в мае 1944 года.
В детстве я много болел, закалился только в эвакуации и больше не болел. Из ранних детских впечатлений, относящихся к математике, смутно запомнился лишь один случай, о котором позже подробнее рассказала мать. Мы жили на даче в предвоенный год, мне было лет 6; однажды сосед по даче, наверное, какой-то инженер, или человек, имевший отношение к технике, к физике, усадил меня, и долго разговаривал со мной, а потом сказал маме: «Ваш сын должен стать математиком». Может быть, он был прав.
Вы с ним какие-то задачки решали? Почему он так сказал, как вы думаете?
Это трудно сказать… Я фантазировал, как это бывает с детьми, и рассуждал, совершенно не помню о чем. Он меня расспрашивал и, видимо, что-то разглядел в характере ответов.
Оглядываясь назад, могу сказать, что я считаю склад своего ума в молодые годы не совсем типичным для математика. Я рано научился читать и много читал. Но была тяга к решению задачек, стандартные задачи я решал мгновенно, и даже не совсем стандартные – в основном тоже. Ну, а трудные задачи получались далеко не всегда, но я их ценил и копил, и возвращался к еще не решенным. Удовольствие от постепенного проникновения в суть вопроса всегда испытывал сильное. Мне кажется, что я рано стал понимать красоту математических рассуждений. Объяснить это трудно.
Мне кажется, что я рано стал понимать красоту математических рассуждений. Объяснить это трудно. Попросите профессиональных математиков объяснить неспециалисту, что такое красивое математическое рассуждение. Это очень трудно, если вообще возможно. |