«Николай Александров: «Через 2-3 года в вузах начнут изучать школьную программу»»

Литературный критик, литературовед, теле- и радиоведущий Николай Александров считает, что сегодняшнее преподавание гуманитарных наук в средней и высшей школе находится в нестабильном, травмированном состоянии. Базис, призванный научить школьников и студентов мыслить и рассуждать, практически утрачен по причине несовершенства образовательных реформ и введения ЕГЭ. Исправлять положение придется годами. А до этого высшие учебные заведения вынуждены будут исправлять упущенное в школе, что неизбежно приведет к необходимости преподавания в вузах школьной программы.

Николай, сейчас вы читаете цикл воскресных лекций по литературе в клубе  ZaVtra на Сретенке. Давайте поэтому начнем с вопроса, зачем нам вообще сегодня знать литературу?

Это сродни вопросу – «Зачем вообще нужно образование?» Существует иллюзия, что образование – это нечто неважное, дополнительное. И, в частности, то же – литература. Так вот, литература –  это не только некая дисциплина мышления, это еще и дисциплина чувства. Это такие свободные науки или вольные искусства, если выражаться        средневековой  терминологией, artes liberales, без которых считалась невозможной философская, то есть наивысшая, деятельность. Дисциплина ума начинается именного с этого.

Сегодня это упускают из вида?

Сегодня мы оказались в ситуации достаточно странной. Советское фундаментальное образование доведено до некоторого руинирования. В 80-е годы уже существовали параллельные, вполне достойные начинания, при этом способ преподавания не изменился -  он тот же самый. Как Лев Соболев, я помню, 40 лет назад считался лучшим преподавателем по литературе, так он и остался. Советское образование порой давало совершенно неожиданные результаты. Скорее, правда, вопреки. Но сегодня мы имеем ситуацию абсолютного забвения даже той традиции, я уж не говорю о дореволюционной.

К чему привело сохранение способа преподавания при утрате традиции?

Привело к тому, что сегодня в школе имеем парадокс. С одной стороны ученик должен получать знание – то есть переживать постижение, удивление и так далее. А с другой стороны он должен готовиться к ЕГЭ. А это уже совершенно специальная область знания, где сегодняшний школьник должен научиться на оценку разгадывать кроссворд.

То есть к знанию литературы, в частности, ЕГЭ отношения не имеет?

Кроссворд – это, повторю, специфическое знание, но к знанию литературы он, конечно, какое-то отношение имеет. Но с другой стороны, если вчерашний школьник хочет поступить в какой-то нормальный гуманитарный вуз, он все равно должен готовиться к сочинению, если это МГУ, или к собеседованию, если это вузы, которые дорожат своей репутацией. То есть ему все равно приходится заниматься со специальными репетиторами. Но если раньше абитуриент должен был лишь упрочить и развить школьную программу, то теперь он изучает как бы две программы. Одну – для ЕГЭ, вторую – для поступления в вуз. В этом и есть парадокс, потому что ЕГЭ был введен для унификации знаний при поступлении в вуз.

Видимо, то же происходит и с другими науками?

Ну да, это можно полагать. Изменился ведь не характер преподавания, изменился, так сказать, характер репетирования. Раньше репетиторы готовили к сочинению и не углубляли гуманитарные знания. Но, тем не менее, они готовили к экзамену письменному и устному, что, в свою очередь, является логичным для существующей методики. А тест для существующей методики не логичен. Средний преподаватель в школе учит по старинке, а затем пытается впихнуть в ученика вот эту тестовую механику.

Но должны же быть какие-то положительные проявления введенных изменений?

Он были и есть, и существуют вопреки системе, как я уже говорил, прошлой и нынешней. Существуют просто гуманитарные школы, в которых по определению дорожат своей репутацией. Там обращают внимание на базисные основы гуманитарного знания. В частности, филологического. Но там учителя преследуют еще одну задачу, методически сегодня никак не закрепленную, но вполне благородную. Она своеобразная – как научить ребенка читать, много читать, и не отбить у него при этом интерес к чтению как к таковому.

Каково положение этих наук в современной школе?

В результате длительного недореформирования гуманитарные науки находятся в состоянии крайне нестабильном, и в положении также нестабильном. Одна из важнейших задач сегодня – это восстановление в школе гуманитарного образования. Эта область знания сегодня очень нуждается в поддержке. И я говорю не только о средней, но и о высшей школе. Студенты гуманитарного вуза или гуманитарного факультета сегодня в основах порядком отстают. Я преподаю, и потому вижу, с каким бэкграундом приходят студенты, в частности, и по литературе. И я говорю не только о студентах младших курсов. Их провалы в гуманитарном образовании чрезвычайно ощутимы.

Напрашиваются два вопроса. Может литература спасти образование? И что может спасти литературу?

Нет (смеется), конечно же, литература образование спасти не может. Просто потому, что литература вообще никого не может спасти, образование тем более. Потому, что проблема спасения – проблема особого рода. Существует проблема канального реформирования, когда встают вопросы глобальных смыслов. Каким, например, образом нам стандартизировать образование, чтобы всем было хорошо? Каким образом нам придумать такую программу или такой список книг, которые бы всех устраивали и, при этом, могли бы являться гуманитарной базой?

На эти вопросы пытаются отвечать, в результате появляется, например, этот жуткий, двуличный список 100 книг, рекомендованных почти к обязательному чтению. Меня же в этой теме особенно беспокоит вопрос, почему в ходе решения глобальных проблем (которые, понятно, не решить ни за год, ни за два) не заниматься бы поддержкой частных начинаний, которые появившись, себя уже оправдали? Почему не заниматься точечной поддержкой учителей, которые давным-давно преподают и имеют уже определенную репутацию? Почему их не сделать источниками ответов, которые спустя время дадут плоды, могущие помочь успешно решить и глобальные задачи? Это ответ на первый вопрос.

Отвечая на второй, также скажу, сама литература в спасении не нуждается. Как говорил мой замечательный учитель истории Юрий Гаврилов (преподавал в свое время в знаменитой 2-й матшколе): «Культура для народа, но не всякий народ для культуры». Культура самодостаточна, так же как самодостаточна и литература. С ними ничего не случится. Обкрадывает сам себя человек, если он не открывает дверь, которую в принципе может открыть. А если говорить о предоставлении возможностей к открытию этих дверей, то ситуация еще страшнее. Любое образование, гуманитарное в частности, требует усилий. И это усилие нужно поддерживать. Это усилие нужно воспитывать. Ничего просто так не дается, нет никакой волшебной схемы. А мы что делаем?

Что же?

Если мы обратимся к традиции, скажем XIX века, сколько было бесконечных споров по ведению классического образования. Знаменитая толстовская реформа. Чего только не говорили по поводу бедных гимназистов, которые учат древнегреческий и латынь. И отношение к этому было совершенно иное. Одни говорили, что классическая гимназия – это, в первую очередь, знание классических языков. А другие говорили, что зубрение латыни и греческого, наоборот, мешало получить какие-то другие, более полезные вещи. Так вот, культура XX века, которая рассматривалась как своего рода возрождение гуманитарного знания, да и вообще знания, была бы без классической школы невозможна. Но эта школа на сегодня уже утрачена абсолютно. Ее нет больше. Даже университеты ограничиваются лишь одной кафедрой классической филологии. Студенты, которые изучают латынь в течение одного года на филологическом факультете МГУ, не обладают знаниями даже в объеме Евгения Онегина, который «знал довольно по-латыне, чтоб эпиграфы разбирать». Лев Гумилев потом называл это «образцом знания».

А что со «списком 100 книг», чем он плох?

Он производит очень странное впечатление. Хочется задаться вопросом, почему в этот список попали одновременно «Старик Хоттабыч» и повести и рассказы Виктории Токаревой? В чем суть? Напрашивается ответ, что список – это результат компромиссов, а не какой-то продуманной программы. Вместо того, чтобы дать некое представление о литературе в некоем ключе, список оказался попыткой угодить сразу всем. Там и либеральные книжки, и социалистические, и просто советские. В результате получилось ни то, ни се, ни пятое, ни десятое. Каша. Не лоскутное одеяло, а одеяло с прорехами. В списке нет вообще никакой тенденции, это не список – это диагноз: абсолютная шизофрения.

Так что же нужно делать, чтобы это плачевное положение хоть сколько-нибудь поправить?

Не существует панацеи. Нужно относиться к желаниям что-то исправить с большой осторожностью. Именно потому, что не существует универсальных рецептов. Просто нужно быть внимательными и помнить, что начинание, которое хоть какие-то плоды дает, нуждается в поддержке.

Серьезнее надо к литературе относиться. Способ поправить что-то в преподавании литературы можно найти в других традициях. Если мы обратимся сегодня к еврейской Синаноге и посмотрим, как там изучают писание, то увидим, что Тору не читают поодиночке. Нужны как минимум двое – наставник и ученик. И так на протяжении многих-многих лет. В результате там проблемы гуманитарного знания не возникает.

Если мы подобно, на уровне сакрального, будем давать литературу, будем годами вдумчиво читать и комментировать тексты, толковать их. Художественные тексты. Если мы смогли бы сделать это практикой – чтение, комментирование и толкование с пониманием в итоге процессов чтения, комментирования и толкования… Столыпин говорит, например, что у нас есть «безусловный золотой запас» - русская литература. И он совершенно прав, говоря это без всякой постмодернистской иронии. Но почему мы вместо этого расточаем то гуманитарное богатство, которое у нас существует? Почему? Почему мы обращаемся с ним, как с чем-то, что нуждается в оправдании? В оправдании нуждается огромное количество всяких вещей. Наши гуманитарные проекты, политические, социальные, а русская классика в оправдании не нуждается.

Нам нужны лицеи, нам нужна лотмановская летняя гимназия. Такие учреждения, если существуют, дают свои плоды.

Если говорить о серьезности, то наш современный педагог – предельно серьезен, особенно в процессе преподавания. Наши педагоги с преподаванием не шутят.

Да, это проблема – вся серьезность преподавания зачастую уходит не в помощь ученикам получить знания, а в маску, которую надевает на себя учитель. Эта маска каждому из нас хорошо знакома. Конечно, когда я говорю о серьезности, я говорю о серьезности совершенно иной. О серьезности глубины постижения. Именно ее нам не хватает. К сожалению, пока с серьезным видом сегодня лишь произносят банальности, укрепляют клише, придавая им статус абсолютных истин. Вместо раскрытия самих истин.

Как вы считаете, те, кто принимал все эти реформы, вводил ЕГЭ, заверял этот «список 100 книг»… Неужели эти люди не понимали, что делают?

Конечно, понимали. Все эти реформы были признаны решить некоторые проблемы школы, в частности, советской школы. Привести стандарты нашей школы к стандартам западного образования. Другое дело, как это было сделано и к чему это привело. Во-первых, резкий переход был не слишком для нас хорош. А во-вторых, ЕГЭ не должно было заменять институт устного экзамена. Гуманитарный предмет – он для устного экзамена, поскольку у него совершенно свой характер.

Иными словами, реформаторов подвела поспешность и недостаточная продуманность. Об этом можно много говорить, и о самых разных обстоятельствах, в том числе - бюрократических. Но важнее, к чему мы пришли. А именно - ряд важных гуманитарных навыков в школе не воспитывается. В частности, наши ученики не могут описать в сочинении свои рассуждения. Да, в адрес кондового советского сочинения было сказано немало критических слов, но недостаток этого навыка сегодня уже серьезно ощущается, в частности, в гуманитарных вузах.

Реальные последствия этого мы увидим только года через два-три. А именно - часы, которые не потрачены на это в школе, будут отдаваться на это же в вузах. Драгоценные часы вместо иного будут тратиться на то, что могло быть изучено еще в школе. То есть через 2-3 года в вузах начнут изучать школьную программу. Иначе говоря, попытка приблизиться к международным стандартам если еще не отбросила, то отбросит нас назад в ближайшее время.