Спор о начале Второй мировой, вошедший в пиковую стадию в декабре, когда президент России лично шесть раз на различных мероприятиях рассуждал об обстоятельствах начала войны и нелицеприятно высказывался о позиции Польши, в январе немного затих. Но лишь на время: разнообразные годовщины, прежде всего связанные с 1945 годом, будут провоцировать эти споры и впредь.
17 января в Москве был дан салют в честь освобождения Варшавы. В тот же день замминистра иностранных дел Польши Павел Яблоньский заявил, что это было не освобождение, а новое порабощение.
Обмен «любезностями» этим не ограничился. Все это происходит в контексте встречи мировых лидеров в Израиле 23 января в связи с освобождением Освенцима, в которой Польша на будет участвовать ввиду присутствия российских лидеров. «Нам доподлинно известно, что наши польские коллеги… пытаются убедить западных участников этой церемонии, среди которых США и некоторые европейские лидеры, чтобы они в своих выступлениях изложили польскую точку зрения на подходы России ко Второй мировой войне», — отметил министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. Польская же сторона заявляет о том, что 75-летие освобождения Аушвица будет отмечаться 27 января собственно в Освенциме.
В «спор славян между собою» включилось и российское Министерство обороны, опубликовавшее отдельные архивные документы, касающиеся Варшавского восстания. Это важно с той точки зрения, что российская сторона подчеркивает априорную объективность архивных материалов. А главное — вступает в спор о том, насколько оправданным было поведение Красной армии, находившейся по другую сторону Вислы напротив варшавского района Прага, но не оказавшей помощи восстанию и уже спустя несколько месяцев после его поражения вошедшей в Варшаву вместе с Армией Людовой, противопоставленной Армии Крайовой, основной силе восстания.
«Красная Армия, — отметил Павел Яблоньский, — стояла на другом берегу Вислы и наблюдала, как уничтожается Варшава». В свою очередь, Минобороны России не просто рассекретило материалы, но снабдило их запальчивым предисловием, согласно которому восстание было плохо подготовлено, не учитывало возможности Красной армии и вообще его организаторы, близкие польскому эмигрантскому правительству, чуть ли не намеренно вели дело к поражению.
Едва ли такие оценки могли быть восприняты польской стороной иначе как прямое оскорбление памяти погибших в восстании, являющемся одной из основ национальной идентичности.
Не говоря уже о том, что документы, в том числе донесения разнообразных осведомителей, можно читать по-разному. Из них, например, следует, что восстание было подготовлено вполне осмысленным образом. Из донесений «капитана Олега»: «Восстание планировалось и готовилось долгое время. Из Англии поставлялись запасы боеприпасов и вооружения, которые располагались в тайных складах. Руководящая роль принадлежала организации АК (Армия Крайова. — А.К.), руководимой лондонским правительством. Остальные организации, в том числе и демократические, не были в курсе подготовки восстания. Целью восстания был захват города до занятия его частями Красной армии».
Начало восстания 1 августа 1944 года было спровоцировано поражениями Вермахта. Польское правительство в изгнании опасалось коммунизации Польши, и потому его желанием было формирование польских властей до прихода Красной армии. Точно в такой же логике «аковцы» участвовали в освобождении Вильно и Львова — до 1939 года это была территория Польши. События 1939 года и фактический раздел Польши между Гитлером и Сталиным едва ли способствовали доверию к армии-освободительнице. И в то же время в те дни и недели для рядовых участников восстания едва ли это имело значение. Они нуждались в поддержке и сражались с немцами, а не с Советами.
Как было сказано в другом, давно опубликованном документе из архива ФСБ — «Итоговом отчете губернатора Варшавского округа Л. Фишера генерал-губернатору рейхсминистру д-ру Франку» (декабрь 1944 года), Армия Крайова и Армия Людова представляли разные слои польского общества, националистические и прокоммунистические соответственно, однако, «несмотря на идейные противоречия, они преследовали одну общую цель: уничтожение германского господства».
Рассекреченные Минобороны РФ материалы представлены как последнее и решающее слово в архивном описании событий. Между тем обстоятельства восстания, в том числе по архивным материалам, хорошо известны, описаны и изучены. Существует гигантский свод архивных материалов. Причем с самых разных сторон — немецкой, польской, российской. Достаточно упомянуть толстый том «Варшавское восстание 1944 в документах из архивов спецслужб», изданный в Москве и Варшаве на двух языках в 2007 году благодаря сотрудничеству нескольких ведомств двух стран, включая ФСБ России.
Строить на нескольких донесениях, лишь дополняющих общеизвестную картину, политизированную позицию, да еще изображать их как удивительные открытия в исторической области — это политическая спекуляция.
Армия Крайова с кем только не воевала, включая украинцев и белорусов, и с кем только не сотрудничала, если это было надо, включая еврейские партизанские отряды (но с ними же и конфликтовала — евреев многие «аковцы» считали союзниками Советов). Ее представители, деликатно выражаясь, не были ангелами. И это правда войны, которая не укладывается в мифологизированную и упрощенную официальную версию истории. Разумеется, АК оценивалась наступавшей Красной армией как ситуативный союзник, но, по сути, как вражеская организация. «Аковцев» разоружали, специальная стрелковая дивизия НКВД была занята борьбой с АК и польским подпольем, впоследствии активность АК оценивалась как «бандитская» (точно так же немцы называли бойцов польского Сопротивления в Варшаве).
Генерал Иван Серов, будущий шеф КГБ, в 1945-м отвечал за борьбу с польским подпольем. Именно он, размотав цепочку контактов и начав с допроса, как он сам писал в своих мемуарах, «солистки, необыкновенной красоты женщины» (вероятно, это была участница Сопротивления, певица Барбара Костшевска), выманил на переговоры представителей польского эмигрантского правительства и последнего командующего АК Леопольда Окулицкого. В марте членов правительства арестовали. Причем для Окулицкого это была вторая встреча с Серовым — тот его уже арестовывал в 1940-м во Львове.
10-21 июня 1945 года состоялся так называемый «процесс шестнадцати». Окулицкий, получив 10 лет за якобы контрреволюционную деятельность в тылу Красной армии, по утверждению самого Серова, был «ликвидирован» во внутренней тюрьме на Лубянке в декабре 1946-го. Станислав Янковский, заместитель премьера эмигрантского правительства, высказался на допросе наиболее внятно: «Мы не желаем, чтобы Польша была 17-й республикой СССР». Кстати, приговор по «процессу шестнадцати» в 1990 году был отменен Пленумом Верховного суда СССР, а дело прекращено за отсутствием состава преступления.
Ну, а коммунизация Польши была продолжена. Другая группа из шестнадцати человек — сотрудники отдела «Д» МГБ, мастера подделки документов, прибыли в Варшаву накануне народного референдума (30 июня 1946-го) по трем вопросам, включая установление границ по советским лекалам и национализацию основных отраслей, и подделали 40 тысяч подписей членов участковых комиссий. Прокоммунистические «три да» получили больше 60 процентов голосов, минимум на 45 процентных пунктов больше по сравнению с реальными цифрами…
Словом, устраивать войну архивов на ровном месте нелепо. В архивных документах можно найти данные, подтверждающие правоту каждой из сторон.
Это, с одной стороны, вопрос интерпретаций, а, с другой, реальность войны в разы сложнее представлений о том, что ситуация в той же Варшаве могла быть черно-белой, с четким выделением «плохих» и «хороших».
Если уж война архивов была затеяна, имеет смысл вспомнить о том, что остались не рассекреченными тома Катынского дела. В эти дни отмечалась еще одна печальная годовщина — 75 лет ареста Рауля Валленберга, уничтоженного впоследствии Сталиным. Праведника, спасшего множество евреев, чествовали во многих городах мира, в том числе в Варшаве. Эта трагическая дата прошла мимо России. Родственники Валленберга годами добиваются от российской стороны рассекречивания его дела, но наталкиваются на масштабное сопротивление государственной и судебной машины.
Но раз уж мы теперь стали такие открытые, почему обстоятельства смерти Валленберга до сих пор засекречены? Уж его-то история чиста: Валленберга уничтожили потому, что стало очевидно — ни на чью разведку он не работал, а действовал исключительно из гуманистических побуждений, во что никак не могли поверить ни СМЕРШевцы, ни лубянские упыри, ни сталинское руководство.
Такое избирательное размахивание архивами как оружием в войнах памяти — нечестный прием. И он совершенно не способствует разрешению «трудных вопросов» в отношениях с разными странами (Польско-российская комиссия по трудным вопросам давно прекратила свою активность), как и историческому самопознанию и самоанализу.
Историческая правда оказывается не ближе, а дальше от нас, и мы становимся страной, обладающей самой совершенной и отполированной исторической мифологией, но не историческим сознанием. Его невозможно сформировать без покаяния и смелости в признании наличия темных страниц собственной истории и их детального изучения.
