«Перевороты сегодня - не те, что прежде»

28/06/2012

На улицах нет танков. Из репродукторов не слышны громкие военные марши. Но о переворотах говорят повсюду. 14 июня, как раз перед объявлением результатов президентских выборов, о военном правительстве Египта говорили, что оно осуществляет «ползучий переворот». Решения Верховного суда Пакистана об отставке в течение недели двух премьер-министров называют «юридическим переворотом». Бывший президент Парагвая Фернандо Луго (Fernando Lugo) на прошлой неделе назвал свой стремительный импичмент «парламентским переворотом». Джеймс Фэллоуз (James Fallows) из Atlantic отреагировал на возможное решение Верховного суда США против полномочий президента Барака Обамы по проведению реформы здравоохранения статьей, получившей название «5 признаков того, что в США проводится переворот».

В каждом из этих случаев были оживленные дебаты о том, правомерно ли использование слова «переворот» (за исключением, пожалуй, Фэллоуза, который позднее решил смягчить заголовок своей статьи). Термин coup d'état (государственный переворот) вошел в обиход во времена французского короля Людовика XIII, который в 1617 году захватил власть, сослав в ссылку собственную мать. Однако лежащая в его основе идея - гораздо старше. Сегодня вопрос надо ставить не о том, перевороты это или нет, а о том, какого рода эти перевороты. Современные государственные перевороты в целом можно разделить на три (возможно, четыре) порой пересекающиеся категории.

Во-первых,  есть классические военные перевороты, происходившие в годы холодной войны преимущественно в Африке и Латинской Америке. Здесь определение довольно конкретно. «Первое, это - резкое событие, а не постепенное изменение законов, - говорит политолог и аналитик Джей Алфелдер (Jay Ulfelder). – Второе, здесь присутствует некий аспект противозаконности. Третье, налицо применение силы или угроза ее применения. Произошедшее в Египте и Парагвае не подходит под данное определение, но именно это имеют в виду люди, произнося слово «переворот»».

Самым свежим примером традиционного переворота стали действия военных в Мали 21 марта, когда они свергли правительство этой африканской страны. С 2006 года в результате переворотов по классическому сценарию были свергнуты правительства на Фиджи, в Мавритании, на Мадагаскаре, в Нигере и в Гвинее-Бисау. Несмотря на эти примеры, классические военные перевороты в наши дни происходят довольно редко по сравнению с периодом холодной войны, когда они были на пике распространения (только в 1964 году произошло 12 военных переворотов).

Так куда же делись все эти перевороты? В своей часто цитируемой работе от 2011 года политологи Хайн Геманс (Hein Goemans) и Николай Маринов (Nikolay Marinov) объясняют спад военных переворотов завершением соперничества сверхдержав в ходе холодной войны. Если раньше военные хунты могли рассчитывать на поддержку Советского Союза или Соединенных Штатов - в зависимости от своей идеологической ориентации, то в мире после холодной войны политическая стабильность ценится гораздо выше, и к переворотам отношение - неодобрительное. Геманс и Маринов также утверждают, что страны, где прошли перевороты, с большей вероятностью в короткий промежуток времени могут перейти хотя бы к частичной демократии (это уже произошло в Нигере), чтобы не сталкиваться с международной изоляцией и санкциями.

Второй тип переворота - это «самопереворот», или «Фухи-переворот» (на испанском это звучит как autogolpe). Это такой тип переворота, когда избранное демократическим путем правительство постепенно разрушает демократические институты в стране, чтобы остаться у власти на постоянной основе. Классическим примером является перуанский autogolpe 1992 года, когда президент Альберто Фухимори (Alberto Fujimori) при помощи военных распустил Конгресс (отсюда и название «Фухи-переворот»). Венесуэльца Уго Чавеса и россиянина Бориса Ельцина также обвиняют в том, что они осуществили ползучие самоперевороты. То «закулисное государство», которым заправляют военные и службы безопасности в Пакистане, - это тоже своего рода перманентный самопереворот.

Кое-кто называет самопереворотом недавние действия Высшего совета вооруженных сил Египта, но этот ярлык здесь неуместен, ибо, если уж на то пошло, Высший совет демократическим путем не избирали. Эксперт по Египту из Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations) Стивен Кук (Steven A. Cook) заявляет, что прецедентом для Египта мог стать «постмодернистский переворот» в Турции в 1997 году, когда военные свергли правительство исламистов, благодаря закулисному давлению и утечкам информации в СМИ, а не путем открытого применения военной силы. «Определяющая черта постмодернистского переворота - это не вывод войск на улицы, - заявил Кук в интервью Foreign Policy. – Вместо этого задействуются неформальные институты государства и прежние модели взаимоотношений между гражданскими и военными. Это - более утонченный способ достижения цели». На самом деле, руководитель Высшего совета вооруженных сил Египта маршал Тантави вскоре после свержения президента Хосни Мубарака запрашивал перевод турецкой конституции 1982 года, которая предоставляла военным широкие властные полномочия.

Кук утверждает, что «постмодернистские перевороты» демонстрируют непрочность военных режимов. «Турецкие военные на самом деле весьма слабы, потому что им всегда приходилось вмешиваться, дабы сохранить политическую систему такой, какая им нужна», - подчеркивает он. Кук предсказывает, что из-за давления народных масс у египетских военных будут более трудные времена, чем у их турецких коллег, и им будет намного сложнее сохранять контроль над развитием политических событий.

И наконец, сейчас возникает некая гибридная форма переворота, когда военные силой захватывают власть, но потом прикрываются фиговым листком правовых оправданий своих действий. Классическим примером может стать конституционный кризис в Гондурасе в 2009 году, когда от власти был отстранен левацки настроенный президент Мануэль Селайя (Manuel Zelaya). С одной стороны, резиденцию Селайи штурмом взяли военные, которые посадили его в самолет и отправили прочь из страны, действуя по образцу прошлых латиноамериканских переворотов. С другой стороны, Верховный суд этой страны днем ранее решил, что он должен ответить на обвинения в измене и злоупотреблении властью. Еще больше усложняя ситуацию, оппоненты Селайи обвинили его в организации своего рода самопереворота, поскольку  он выступал за проведение референдума по снятию ограничений на президентский срок.

В такую гибридную категорию попадает и беспрецедентное решение парагвайского Сената объявить импичмент Луго. Сделано это было буквально за несколько часов, и у президента не было ни единого шанса организовать оборону. Эти действия получили название «импичпереворот», а вызваны они были тем, что в Парагвае в ходе столкновений с полицией были убиты 17 безземельных крестьян. Консервативный политический истэблишмент давно уже выступал против Луго с его левацкими взглядами и автократическими тенденциями, а тут у него появилась удобная возможность  лишить президента власти. Формально это, наверное, противозаконно, но и демократическими такие действия не назовешь. Бразилия и Аргентина в знак протеста против отстранения Луго от власти отозвали из Парагвая своих послов.

Гибридные перевороты крайне трудно оценивать со стороны. После смещения в феврале месяце с поста президента Мальдив Мохамеда Нашида (Mohamed Nasheed) Соединенные Штаты вначале признали передачу власти, казавшуюся законной и правомерной после многомесячного конфликта между президентом и его силами безопасности. Однако, позднее выяснилось, что Нашида заставили уйти с президентского поста под дулом автомата. Оппоненты также обвиняли его в подрыве демократии путем вмешательства в дела судебной власти страны. А что касается Гондураса, то многие консервативные обозреватели в США по-прежнему настаивают на законности изгнания Селайи.

Алфелдер отмечает, что из-за продолжающегося идеологического спора между левым правительством во главе с Чавесом и его сподвижниками с одной стороны, и их консервативными противниками - с другой, трудно отыскать объективные взгляды на то, является смена власти законной или нет. «Левые придерживаются мнения о том, что это демократия противостоит силам подлой элиты, и что эти вещи определенно являются переворотом, - отмечает он. – Правые же говорят, что истинная проблема в чавизме, сравнимом с коммунизмом и создающем угрозу всему региону, и что это - вполне легитимные попытки восстановления демократии». Иными словами - переворот это или восстановление демократии – данная оценка зависит в основном  от ваших собственных политических симпатий.

Действительно, после окончания холодной войны осуществлять традиционные перевороты стало намного сложнее. Это можно только приветствовать, на какой бы стороне политического спектра вы ни находились. Однако последние события показывают, что у антидемократических лидеров есть более изощренные способы для укрепления своей власти, а их оппоненты зачастую готовы сами осуществить захват власти, прикрываясь лозунгами защиты демократии. Никто не надеется на возврат танков на улицы, но сегодня гораздо труднее понять, кто есть кто, и где плохие парни.